Где искать театральный эксперимент в Казахстане?

Впервые Balausa состоялся в 2016 году как фестиваль молодежных и студенческих театров, годом позже обрел статус республиканского, а с 2018-го стал международным.

В этом году уже на шестой подряд фестиваль заявки прислали более тридцати театров, отобрали для участия восемь спектаклей: из Актобе, Алматы, Кызылорды, Жезказгана, Уральска, а также из Бишкека (Кыргызстан), Буинска (Татарстан, Россия) и Архангельска (Россия).

Balausa — это фестиваль-конкурс. Обычно других в Казахстане почти и не проводят, хотя в разговорах режиссеры и арт-менеджеры часто говорят: смотры — важнее номинаций, — к тому же рождают гораздо меньше споров и недовольств впоследствии. И дают возможность театральным командам оставаться на весь период фестиваля — и смотреть работы друг друга важнее, чем получить денежный приз и грамоту за номинацию. Эту позицию я разделяю, но в Актобе поняла и важность конкурсной концепции. Почему — расскажу чуть ниже.

«Душа» фестиваля — режиссер (а с прошлого года еще и художественный руководитель) театра имени Ахтанова Мейрам Хабибуллин. У Мейрама внутри театра есть собственный проект — «Текемет». У «Текемета» небольшая, на тридцать зрительских мест, камерная сцена, а также команда, состоящая из молодых артистов. Это и есть главная территория эксперимента в Актобе и области: здесь постановщик и актеры пробуют создавать иммерсивный, документальный, партисипаторный, пластический театр.

На время проведения Balausa «Текемет» стал театральным клубом — здесь ближе к ночи после основной программы участники собирались, чтобы поговорить о современном театре Казахстана, послушать и попеть песни, увидеть камерные работы команды «Текемета». Как раз в эти встречи и случался нетворкинг — главная, кажется, задача любого фестиваля: вырвать на время театральные команды из разных городов из собственного «котла», дать им возможность «повариться» вместе.

Впрочем, в казахстанском театральном комьюнити, во всяком случае в той его части, что приезжает на фестивали в разные города страны (а так получается, что это чаще всего довольно стабильный список: есть театры, которые ездят на фестивали часто, есть — которые не ездят совсем), тоже много объединяющих факторов. Например, режиссура.

Так, в Balausa участвовали сразу два спектакля режиссера Дины Жұмабаевой— самой продуктивной постановщицы в нашем новом театральном процессе. Кажется, уже не осталось в стране театров, где бы Дина ни создала хотя бы одну работу. В Актобе фестивальный зритель увидел ее спектакли «Оян, қалыңдық» театра имени Мусрепова из Алматы и «Жәмилә» кызылординского театра имени Бекежанова.

Спектакли Жұмабаевой — это всегда яркие визуальные впечатления и мощные актерские образы. А в тех работах, которые показали в Актобе, — еще и общая «женская» специфика. «Жәмилә» по повести Чингиза Айтматова, которая сама по себе трепетный и благодарный материал, а также большая возможность проявить себя для исполнительницы главной роли, становится для режиссера практически вызовом: Дина — любительница жестких, порой агрессивных приемов на сцене — здесь остается один на один с лиричным текстом писателя. И выбирает для его представления тонкую трогательную сценографию, которую к финалу практически разрушает, оставляя главных героев на пустой сцене в одной лишь атмосфере погружения друг в друга.

Зато в «Оян, қалыңдық» — ни в чем себя не сдерживает. Этим спектаклем в алматинском театре Мусрепова в феврале прошлого года открылась малая сцена, переделанная из бывшего декораторского цеха, и сама локация диктовала для работы и простор, и определенную небрежность. В основе спектакля — пьеса «Кровавая свадьба» Федерико Гарсиа Лорки, и когда текст звучит на казахском языке, кажется, что казахские страсти ничуть не уступают испанским.

Именно страсть как понятие (как спорное понятие) отчего-то становится лейтмотивом фестиваля. После двух показов спектаклей Дины Жұмабаевой — а шли они подряд в один день — обсуждаем с театральными коллегами, как точнее перевести на казахский слово «страсть», которое ближе к desire, чем к passion, и не можем определиться: кажется, что и құмарлық, и іңкәр — всё не то.

Однако құмарлық проявится днем позже в спектакле «Қаралы сұлу» театра имени Хадиши Бокеевой из Уральска. Его поставил режиссер театра Алмат Шәріпов, который в классическом образе из повести Мухтара Ауэзова рассмотрел столько порока, что, показалось, для часовой постановки было даже слишком. Это тоже было бесспорным экспериментом: так насытить визуальными и режиссерскими приемами малую форму. Не везде такое обилие кажется уместным, но в то же время это однозначно демонстрирует: в государственных театрах регионов страны режиссеры в курсе трендов и готовы их демонстрировать и продвигать. Пусть и сверх меры.

Еще один Мухтар Ауэзов в программе фестиваля — «Көксерек» жезказганского театра имени Кожамкулова. Его ставил московский режиссер Константин Денискин, но спектакль однозначно можно назвать не режиссерским, а продюсерским проектом — директора театра Досхана Сәкена. В свой театр он приглашает постановщиков из разных городов и стран и прокачивает труппу работой в разных форматах. «Көксерек» из Жезказгана — это спектакль, в котором проделана просто филигранная работа со слоями истории: и музыкальным, и визуальным, и даже временным. И неминуемой трагедией в финале.

Вокруг этого литературного материала неизбежен разговор о другом спектакле – «Лютом» Акмолинского областного театра в постановке татарского режиссера Тимура Кулова, который в прошлом году прогремел по фестивалям. Этот спектакль по повести Ауэзова стал хитом и среди критиков, и среди зрителей: его сыграли на театральных фестивалях в крупных городах страны, а во второй половине мая театр провезет «Лютого» с гастролями по северным областям.

На Balausa была представлена другая работа этого режиссера — спектакль «Шобага», поставленный в Буинском драматическом театре. Это был предпоследний показ в программе, и он стал апогеем всей женской темы. В этой работе восемь персонажей — древние старушки, вспоминающие свою жизнь еще с двадцатых-тридцатых годов прошлого века. И до самого поклона режиссер виртуозно обманывает зрителя, потому что когда зажигается свет после финальной точки, актрисы снимают платки и халаты, и становится понятно: никакие они не старушки, а совсем юные девчонки. И от громадной силы такой актерской работы захватывает дух.

Как это часто случается на театральных фестивалях в Казахстане, без награды не остался ни один театр. И здесь можно сколько угодно спорить, нужна ли такая лояльная оценка, нужна ли вообще хоть какая-нибудь или достаточно только экспертного разбора спектаклей, стоит ли всем угождать и как быть, если с определением лучших договориться непросто.

Но на закрытии фестиваля худрук жезказганского театра Ардақ Жарқынбеков шепнул мне: «Мәди жылады». Мәди Саденов — актер, сыгравший Көксерека и получивший приз за лучшую мужскую роль. И вот это кажется по-настоящему важным: честные эмоции тех, для кого эта победа действительно много значит.