Баланс между работой и личной жизнью
Меня поражает в миллениалах и поколении старше то, с каким остервенением они готовы работать в нерабочее время вопреки всему. Это какая-то дикость, возведенная в культ, еще и почему-то социально одобряемая. Для зумеров идея о том, что работать надо много, долго, мучительно и сверхурочно, — провальна. Зумеры активно увлечены как работой, так и личными интересами и хобби. Токсичная продуктивность как концепция провалилась, в итоге рынок получил кучу профессионалов, которые тратят половину зарплаты на психотерапию. Я, например, не отвечаю на рабочие сообщения или письма в нерабочее время, а в обед обедаю. Многие мои друзья-сверстники делают так же. Здесь даже деньги не могут быть мотивацией, потому что время на активности по интересам важно эмоционально и ментально.
Ценность свободного времени и отключение «рабочего» режима позволяют не выгорать и работать более устойчиво. Не думаю, что отчет, написанный слезами в три часа ночи, потому что «срочно», сильно лучше отчета, написанного в здравом темпе днем. Если каждая задача «срочная», это не про несостоятельность молодого сотрудника, а про плохо налаженные бизнес-процессы. Пусть от капитализма страдают те, кто его придумал.
Трудовая мотивация и смена работы
Наверное, очевидно, но необходима в первую очередь финансовая мотивация, где основной оклад может увеличиваться пропорционально рабочей производительности. О повышении зарплаты, кстати, зумеры просить не боятся. Еще важный компонент — менторская поддержка. Круто, когда при найме заранее виден карьерный трек. Это показывает, что работодатель заинтересован в своих сотрудниках, а не расценивает их исключительно как рабочую силу (которую при удобном случае можно будет уволить).
Зумеры не остаются на одном месте работы надолго, нормальный цикл — 1–1,5 года на одной позиции. 10 лет учиться, чтобы следующие 40 лет работать на одном месте — это какой-то постсоветский атавизм. Мы больше открыты к переменам, потому что выросли и сформировались в период постоянных перемен без статичных, «вечных» работ, где всегда всё стабильно. Таких работ сейчас и не существует. Пару назад я начинала продюсером в современном искусстве, потом мне стала интересна историческая документалистика, а сейчас я работаю в политико-прикладных исследованиях. И я все еще открыта к новым проектам и сферам в будущем. Мне иногда говорят, что по моему резюме непонятно, кем конкретно я могу работать, я отвечаю, что у меня нет одной-единственной профессиональной идентичности и я дорожу своими междисциплинарными навыками. Сейчас даже университетские программы нацелены на кросс-дисциплины, вряд ли сегодняшние выпускники приходят с навыками только экономиста, он может также иметь minor в истории искусств, например. Плюс мне кажется, что гибкость и разносторонность зумеров и отличает нас от прошлых поколений — мы умеем учиться и переучиваться. Тем более зумеры понимают, что нет смысла выбирать дело, которое в ближайшие годы сможет заменить искусственный интеллект.
Ожидания от работодателей
Я думаю, работодателям не нужно нас бояться. Наша молодость — наше преимущество, мы привносим свежий взгляд и перемены, задаем и понимаем тренды, мы адаптивны к изменениям, и главное — мы не боимся, соответственно, и нас тоже лучше не бояться при найме. Еще я бы добавила навык не приравнивать опыт работы к работоспособности. Это тоже некая иллюзия, что опыт — это обязательно про способность работать продуктивно в дальнейшем. Кроме того, важно создавать инклюзивную среду и строить здоровую культуру коммуникации на рабочем месте. Это уже не прихоть, а необходимость.
Взаимодействие с зумерами
Я часто натыкаюсь на споры о рабочей производительности зумеров, мол, они нежные, ленивые, посредственные. И еще лично слышала мнение, что зумеры «непонятные». Здесь, мне кажется, все снова упирается в разность восприятия труда как такового, общепринятой иерархии и иногда даже эйджизма. Для нас работа — это просто работа, помимо нее, у нас еще множество интересов, которые нам важно развивать и поддерживать. И вот про «нежность» зумеров — это же всё про нормы коммуникаций, которые сильно изменились, и это нужно принять. Я периодически слышу от подруг моего возраста истории о неуместных комментариях, шутках и намеках на работе. Когда обсуждаешь те же ситуации с людьми старше, особенно мужчинами, появляется недопонимание, потому что они не видят никаких нарушений или перехода личных границ. Даже требования соблюдения субординации и личных границ воспринимаются как некий каприз, который «придумали зумеры». Вот с этим иногда устаешь бороться.
В Paperlab я самая молодая сотрудница и люблю шутить, что иногда мою речь надо переводить с зумерского на обычный. Культура коммуникаций и организация власти у нас горизонтальная, также есть четко расписанная политика по недискриминации на рабочем месте, поэтому мой возраст никогда не был инструментом поставить под сомнения мои компетенции и экспертность. Может быть, есть разница в общих культурных кодах, но чаще это только рождает возможность обмениваться мнениями и опытом.