А если задуматься, ну они ведь тоже тратят деньги на материалы, чтобы закрасить. Вот с их точки зрения, это всё — общее пространство, где существуют разные люди. И люди по-разному готовы к искусству. Существуют же люди, которые не хотят его видеть. Как с этим быть?
Дмитрий DMN: Они же получают за квадратуру, за объем работы. Это какие-то мещанские вещи. И, опять же, вроде про деньги история, но какая-то она мелкая.
Андрей Repas: Вот, кстати, была история: замазали граффити вдоль дороги, потому что отвлекает внимание водителей. Где-то об этом даже статья была. Но в то же время ты едешь по этой же дороге, и у тебя стоит яркий билборд, который лупит тебе в глаза рекламой. И «реклама не отвлекает», при том что это анимированный ролик, оно все сияет, сверкает. Или же ты просто едешь вдоль стены, которая тебе никак помехи не создает. И вот это парадокс: что мешает, а что не мешает? Что отвлекает того же самого водителя? Граффити невыгодно, а выгоден баннер, ведь за баннер ты получишь деньги, а за граффити — ничего. А хочу ли я смотреть рекламу той же букмекерской конторы или кофемашины? Почему у меня, например, не спросили и повесили ее?
А парень-то нашелся в итоге?
Дмитрий DMN: Парень в итоге нашелся, дали ему маркеров, краски, и он до сих пор рисует. Представьте, насколько это ценно, что пацан в подростковом возрасте встает из-за своего айпада или компьютера. Копит деньги на маркер, потом, рискуя попасться, выходит и выражает себя. В перспективе этот человек с таким энтузиазмом может далеко пойти. Мне кажется это очень нехило.
А как вы относитесь к стрит-арту как высказыванию? Самый яркий пример, пожалуй, это работы Banksy.
Дмитрий DMN: Кто-то сказал, что есть такие весы. На одной стороне — техника и эстетика, а на другой — идея работы. Вот если эстетики много — идеи мало. Если идеи много, какой-то красоты в этом во всем мало. Banksy — это, скорее, про идею, а мы, наверное, скорее про красоту, но и идеи есть, при этом не такие прямые. Сейчас это, конечно, не модно, но хочется оставаться в моменте, когда человек смотрит, и это, скорее, про ощущения, чтобы искусство разгадывалось, как ребус. Над ним надо подумать, посмотреть. Нам хотелось бы в этом оставаться. Я положительно на любое творчество смотрю, но себя я не вижу заявляющим о каких-то проблемах прямо в лоб.
Вот, к примеру, мы ходили на Кокжайляу, смотрели на город и в определенный момент увидели, что смог поднимается все выше и выше. После этого я начал изучать этот вопрос: почему, откуда, как. Тогда это еще не самая актуальная история была, немногие о ней почему-то говорили так, как, например, сегодня говорят. Я обратился в «Зеленое спасение» и в итоге задумался, как осветить эту проблему, чтобы не просто написать «смог». Я подумал, что раз он выше поднимается, значит, никому не удастся спастись: ни тем, кто хочет повыше забраться к чистому воздуху, а, как известно, в верхних районах недвижимость дороже, ни тем, кто останется внизу. Нас в итоге будут просто отличать противогазы, потому что нам всем придется в них ходить: но у кого-то они будут золотыми, а у кого-то обычными. Сделал я эту работу, проходит чуть-чуть времени — и коронавирус. И я подумал: видимо это не про экологию, а работа про коронавирус.