«У татуировки нет гендера»: Женщины в тату-индустрии

Анара Мирзахметова сделала себе первую татуировку в 17 лет. Ее подруга-ровесница сделала тату в салоне, где у нее не спрашивали удостоверения личности. Она без капли сомнения записалась в то же место и набила татуировку на ребрах.
— Семья об этом не знала. Когда они увидели первое тату, то ничего не сказали. На последующие татуировки мама и папа ругались, говорили, что это неправильно. Сейчас мама отправляет реакции [в сторис] на каждую мою новую работу. Правда, когда я на себе делаю, она до сих пор спрашивает: «Зачем? Уже достаточно, больше не надо».

Три татуировки спустя, в 20 лет Анара решила научиться «бить» их сама. Она прошла индивидуальное обучение у своего тату-мастера, совмещая это с учебой в университете на финансиста. К окончанию университета у нее было уже много клиентов и так мало свободного от татуирования времени, что она даже не пошла на вручение диплома. Забрала его через несколько месяцев.
— Я искала хобби, хотела попробовать и не ожидала, что это перерастет во что-то. Но меня затянуло, и вот я уже восемь лет «бью» татуировки. Вначале делала дурацкие татуировки. Работала толстыми иглами там, где нельзя было. Делала миниатюры, которые можно было сделать по-другому. Но, конечно, я все равно благодарна тем людям, которые приходили тогда. Иначе я не стала бы делать тату лучше.

Они с подругой сняли маленький кабинет и сделали из него свою приватную студию. И хотя Анаре было достаточно комфортно бить первые татуировки у мужчины, сама она последние пять-шесть лет работает только с девушками.
— Благодаря опыту я решила, что больше не хочу работать с парнями. Во-первых, я делаю более «женские» тату, хотя, конечно, нельзя делить их на женские и мужские. Во-вторых, раньше я была очень общительная, и некоторые парни принимали мою открытость за флирт. Это выходило мне боком. Потом парни хуже терпят боль, чем девушки, с ними тяжелее работать. Плюс, когда остаешься одна вечером в студии наедине с мужчиной, которого не знаешь, это опасно. Никто ко мне не приставал, но был один парень, который приходил ко мне на тату, а потом названивал, сталкерил меня, и это было не очень, – объясняет она.

Анара никогда не работала на кого-то, только в качестве гостьи в зарубежных студиях.
— Такое часто происходит: из разных стран пишут, что хотели бы поработать со мной в качестве гостя. Например, я написала одной студии в Стамбуле. Мы подружились, и каждый раз, когда бываю в Стамбуле, работаю у тех девочек. Недавно я ездила в Германию: в одну студию написала сама, а другая меня пригласила. Выбираю студии с приятным вайбом по инстаграму, чтобы было понятно, что мы на одной волне.

Анара отмечает, что за границей более уважительно относятся к труду тату-мастеров.
— Мне часто всплывает реклама «Тату от 5000! Самые нормальные цены на тату». Татуировка — это предмет роскоши, не то, за что можно платить пять тысяч тенге. Иногда вижу, как классные тату-мастера с хорошим опытом и хорошими работами ставят цены ниже, чем я, и это грустно. Ты понимаешь, что человек вкладывает много труда, таланта, времени, не говоря о второстепенных вещах, типа расходников. Я бы посоветовала, чтобы люди начали ценить свой труд и уважать свое время. То же самое клиентам — уважать время тату-мастеров.

Мастерка полагает, что в Казахстане люди стали более свободно и открыто относиться к тату.
— В Казахстане стремительно растет количество тату-мастеров, растет спрос, значит, многие хотят получить татуировку. Меньше предрассудков по этому поводу. Я подписана на тату-мастеров из других городов Казахстана, и, если они успешно работают, у них есть клиенты и классные работы, значит, там тоже все нормально.

Виолетта Терлецкая сделала свою первую татуировку в 21 год. Тогда это было модно, ей нравилась эстетика. Однако сомнения оставались, поэтому Виолетта набила тату на бедре, чтобы ее можно было прикрыть. Вдруг ей перестанет нравиться татуировка? Так и случилось.
— Тату как любой аксессуар. Со временем мода и течение трендов меняются. На тот момент это было классное тату — по индивидуальному эскизу крутого мастера, но сейчас она мне будто не близка. Я с этим смирилась, к татуировкам из разных периодов жизни нормально отношусь.

На тот момент Виолетта училась в Караганде и изредка ездила домой в родной Балхаш.
— Сказала маме заранее, она успела покричать, поругаться и примириться. Первое время она, конечно, осуждала: «Как зэчка будешь ходить». У взрослых людей устои такие, что татуировки — из мест не столь отдаленных. К моменту, когда я вернулась домой, она более-менее спокойно к этому относилась. Она замечает все новые татуировки. Недавно я сама набила ей две татуировки.

Предубеждения в отношении своих татуировок Виолетта слышала в основном со стороны взрослых: «Ой, что это такое!» «Ты же девочка, почему на тебе такие большие татуировки?» «Мужчины должны носить такие татуировки!» Или: «Почему череп? Почему не цветочки?»
— У татуировки нет гендера. Мне может нравиться все что угодно. Могут и цветы нравиться, а могут и мухи.

Виолетта — самоучка, в тату-индустрии последние пять лет. Она училась на пятом курсе архитектурного факультета, когда задумалась, чем же будет дальше заниматься. Виолетта любит рисовать, поэтому друзья предложили научиться бить татуировки. Сперва ей казалось, что это большая ответственность, она не сможет. После окончания университета друг — ныне ее супруг — подарил Виолетте на день рождения тату-машинку.
— Некоторое время машинка лежала, я боялась к ней подходить: был внутренний барьер. Потом попробовала бить на искусственной коже. Мне не понравилось, было сложно. У меня были друзья-«говнари» (фанаты русского рока, панка, метала — Авт.), я сделала первую татуировку на друге. Мы позвали знакомую татуировщицу проследить за процессом. Я поняла, что искусственная и человеческая кожа — две разные вещи, надо сразу на людях. После пары экспериментов я начала больше развиваться в этом. У меня не было предубеждения, что это мужская профессия. В моем окружении были татуировщицы, поэтому я даже не думала, что не могу быть в этой профессии из-за своего гендера.

Сперва Виолетта била пару татуировок в месяц как хобби. Снимала с девочками помещение. Потом пошла в большую студию — одну из самых первых в Караганде. И там она встретилась со стереотипами.
— В студии в основном работали взрослые мужчины, которые по десять лет были в индустрии. Они поддерживали, направляли, но у них были свои убеждения. Приходят девочки-[клиенты] — их отправляют к девочкам-[мастеркам], мальчиков к мальчикам-[мастерам]. Сами женщины хотели идти к женщине-мастеру, чтобы было комфортнее. Там мне приходилось делать татуировки более гендерные — для девочек. Парню — лев в короне, женщине — пион на бедро.

Четыре года назад Виолетта переехала в Алматы и столкнулась с трудностями: здесь ее никто не знает. Сначала она рисовала то, что могло быть интересно новой аудитории, но вскоре поняла, что в этом стиле работают много мастеров. В итоге она попробовала то, что нравится ей самой, и людям это понравилось.
— Когда я уехала и начала рисовать то, что мне нравится самой, со стороны взрослых мастеров мне говорили: «Ты свои „малюськи“ рисуешь — это не серьезно. Татуировка должна быть на всю руку, а маленькое сердечко на ушке — это не тату». Общаясь с молодыми, похожими на меня, я поняла, что здесь совсем другие люди, они могут принять что-то новое.

Дисбаланса в отношении оценки труда мастеров и мастерок Виолетта не замечает. Цены зависят от многих факторов: от расходных материалов, коммунальных услуг и аренды помещения, до опыта татуировщика.
— Я знаю женщин-мастеров с высоким ценником и мужчин-мастеров с низким ценником. Это напрямую зависит от внутреннего ощущения: как ты себя ценишь, как можешь предложить свои услуги. Мы выбираем мастера не только по гендерному принципу. Смотрим на его работы, общаемся с ним онлайн или лично, чтобы понять, сходимся ли мы. У меня нет гендерных элементов в татуировке, поэтому ко мне ходят все.

Виолетта слышала много историй про объективацию и харассмент по отношению к женщинам с татуировками. К счастью, она с этим не сталкивалась. Почти. Однажды в Узбекистане к Виолетте подошел парень, увидевший ее татуировки, со словами: «Что это такое?»:
— Мне было страшно и некомфортно. Это был единственный раз, когда я такое встречала. В Алматы, Караганде, Балхаше такого не было. В Казахстане будто бы уже нормально к этому относятся. Из-за того, что я редко сталкиваюсь с другими людьми — наверное, только в больнице или ЦОНе — меня окружают люди, которые, возможно, не замечают татуировки, относятся к этому нормально. Если я и встречаюсь с какими-то взглядами, это больше интерес. Осуждения давно не испытываю, — рассказывает Виолетта.